Рецензия на альбом Santana - Santana IV

• Лучшие альбомы

Это группа Santana, бродящие по миру, совсем не жалующиеся, что одарены талантами они были как гении и виртуозы, а в этом забытом богом сумасшедшем мире их новый альбом "Santana IV" превратился в релиз третьего порядка, интересный лишь паре сотен человек во всей этой мёрзлой, холодной, и слегка огрубевшей по краям её сонного морока, стране, в которой и вся музыкальная культура распылена между печальным уделом молодости - рэпом, ювенильным самообольщением роскошной жизни, и безысходной измотанностью матёрого шансона, с затаённой обидой вновь и вновь прогоняющего картинки роскошества, приписывая неудачи себе, и выставляя вину всем окружающим, и весь пласт слушателей самых разных пошибов ждет когда от их невнятных кумиров посыплется манна небесная, пока Карлос Сантана гнет спину и тащит на себе целый жанр, преисполненный бесконечным запасом новых идей и мелодий, жанр, что держится на харизме одного человека, жанр, в котором от альбома до альбома проходят два томных года ожидания, и ведь никто не скажет ему: ты великолепен, Карлос, твоя техника неповторима, Карлос, никто не спросит его, хотя бы из вежливости, как тебе удаётся писать такие фантастичные быстротемповые песни как "Shake It" и "Love Makes The World Go Around", почему никто не может так медленно и эстетично увеличивать от ноты к ноте атмосферность и красоту спокойных тем как ты, хотя, конечно, глупо было бы ожидать такого внимания к собственной персоне от всей этой публики, интересы которой ограничены новым альбомом Горгород, уходом лабутенов, и идиотскими высказываниями двух старых маразматиков Лозы и Газманова, для всей этой почтенной публики, он, Карлос Сантана, всего навсего помеха, с которым их всё время досадно сравнивают не в их пользу, ну да подумаешь, мало ли чего себе вообразила эта контралатеральная группка зазнавшихся критиков и эстетов, да и многие ли знают этого качако с гитарой, их можно всех пересчитать за несколько минут, наивные глупцы; но реальность, её не обманешь, она разворачивается здесь и сейчас, при звуках "Fillmore East", сыгранной мастером гитары, искусным волшебником, плетущим своими соло ажурные нити, спадающие кружевными водопадами, и с ловкостью карточного шулера перескакивающего в своей музыкальной технике от таинственно-манящего гипюра, через аристократичный фриволитэ́, через старинный валансье́н, через играющий солнечными лучами шелк, к холщовой грубой ткани, не боящейся испачкаться, не требующей нобилитетских манер, проходящейся жестким заводным остинато, и вновь спускающейся по лестнице утонченности к мечтательным кружевам - музыка волнующего трепета; а быть может всё дело не в нас, а в инструментах, кто знает, быть может едва ты найдёшь тот самый инструмент, прижмешься щекой к холодному лаку, покрывающему тонкую древесину орехового цвета, и в тот же миг, когда твердые подушечки тонких рук заставят соприкоснуться струны с покрытым перламутром грифом, увенчанным изящными инкрустациями, произойдёт та самая магия, и муза сама овладеет твоими руками, придав движению кистей исключительную виртуозность, наполнит воодушевлением сердца, давая жизнь прелестной элегической мелодии, очаровывающей случайных слушателей; кто знает, быть может всё дело и правда в инструментах, намедни, я с горькой тоской узнала что всё это время я училась играть не на той виолончели, ах, злой рок подкинул мне неправильный инструмент, но это всего лишь мечты - «А вы, друзья, как ни садитесь...»; почерк Карлоса Сантаны не приобретёшь никаким инструментом, и так даже лучше, ведь никуда не теряется наша возможность слушать, слушать как музыкальные фразы оседают каплями росы на утренней паутине пробуждающейся весенней теплоты нашей памяти, не запоминаясь, но оставаясь приятной пьянящей парамнезией губ, пытающихся поймать и удержать все те поцелуи, что покрывали их снова и снова, сливаясь в один единственный поцелуй, в одну большую любовь, в один оголенный нерв тех чувств что заставляют человека музицировать, придавать смысл разбросанным частотам звуков и тембров, находя резонансы страсти, и облекая их в гитарные переборы, подзвученные воздушными флажолетами; семьдесят пять минут пролетают легко и беззаботно, не призывая запоминать и фиксировать определенные названия композиций, просто оставляя общее впечатление контакта с чем-то особенным, с чем-то необычайным, с чем-то существующем лишь в единственном экземпляре; и пусть мир остаётся преисполнен множеством других музык, более популярных, более востребованных, более модных и более признанных, пусть известность будет расхищена выскочками и заносчивыми парвеню, превознесенными всеми существующими критиками, а его музыка всё также останется чистой и гладкой как атласное платье невесты, а ноты живыми и прозрачными, как изумруды.